И был тыл фронтом
Сороковые, роковые, военные и фронтовые,
Где извещенья похоронные и перестуки эшелонные.
Сороковые, роковые, свинцовые, пороховые...
Война гуляет по России, а мы такие молодые!
Утро 22 июня 1941 года в нашем лесном поселке Первомай-ском выдалось дождливым еще с полуночи. Из-за ненастья взрослые еще не успели выйти на работу, хотя пора стояла сенокосная. На взмыленной от скорой гонки лошади из сельсовета прискакал верховой. То был местный активист Николай Марковнин. А уже через четверть часа забрякал висящий на улице посреди поселка пожарный вагонный буфер, созывая людей на собрание.
Вместе с тревожным известием о начале войны, посыльным тут же были вручены две повестки первым новобранцам на войну. Затем, почти ежедневно призывались и уходили из дома один-за другим те, кто подлежал мобилизации.
Летом и осенью сорок первого года многие люди еще надеялись на скорое окончание войны. Даже прибывшие эвакуированные семьи из западных районов страны жили той же надеждой. Но время шло, а фронт неумолимо продвигался в глубь страны, а прибывшие по эвакуации женщины с детьми обживались в здешних местах, взрослые приучались к посильным колхозным делам, детишки начали учиться в школе со сверстниками поселка.
К декабрю в поселке почти не осталось мужчин призывного возраста, дома оставались старики и старухи, женщины и дети, и «некруты» - парни, которым лишь только подходил срок призыва в армию. В те дни эти сроки менялись уже не по годам, а по месяцам и неделям.
Для жителей небольшого поселка годы войны были бесконечно долгими, трудными, полными невзгод и лишений. В течение всех четырех лет одна за другой в здешние места приходили похоронки.
Первая из них была на Ивана Лядащева - «Ванка», призванного на войну первым, в первый день ее объявления.
Стала первой военной вдовой его жена Евгения с тремя малолетними сиротами - Машей, Петей, Любой.
Те горькие слезы были не только семейными, но и жителей всего поселка - стариков, старух, взрослых, подростков, малых детишек, ибо здешние люди жили будто одна семья, без какого-либо кровного родства.
Затем, все военные годы шли одно за другим военкоматские извещения о «Геройски павших».
Навечно остались в «вечном» солдатском строю, не вернувшиеся с войны взрослые мужчины: Иван Аношкин, Иван Зубков, Кондратий Бульин, Иван Сергеев, Иван Николин, Петр Николин, Петр Ушенин, Петр Киселев, Петр Ечков, Петр Давыдов, Павел Давыдов, Павел Лукъянов, Иван Петряков, Николай Петряков, Андрей Киреевнин, Алексей Киреевнин, Василий Киреевнин.
Отдали жизнь на войне молодые неженатые парни: Павел Аношкин, Павел Киреевнин, Сергей Киреевнин.
Навечно остались солдатскими вдовами с малолетними сиротами: Аграфена Аношкина с Надей, Николаем, Валентиной; Анастасия Зубкова с Петром; Анисья Бульина с Агафьей и Федором; Агафья Сергеева с Борисом и Юрием; Анастасия Николина; Евдокия Николина с Лизой, Ваней и Надей; Ольга Ушенина с Иваном, Валентином, Анной; Евгения Киселева с Галей и Иваном; Анастасия Ячкова с Валентиной и Машей; Анна Довыдова; Агафья Давыдова с Петром; Аксинья Лукъянова с Анастасией и Татьяной; Анна Петрякова с Надеждой, Марией, Евдокией и Валентиной; Праковья Петрякова с Виктором; Мария Киреевнина с Петром; Пелагея Киреевнина с Борисом и Верой; Наталья Киреевнина с Любой, Машей и Верой.
За годы испытаний из 44 мужчин и трех девчат, ушедших на войну, не вернулись и остались навечно солдатами 21 человек, участь вдов приобрели 18 солдаток, сиротами стали 38 детишек в возрасте от пяти до тринадцати лет.
Оставшиеся пожилые, но еще крепкие здоровьем мужчины привлекались в начале войны на строительство оборонных сооружений по берегу Суры (строились ДОТ-ы и ДЗОТ-ы, ломами и лопатами делался отвесный откос берега реки).
С каждым прожитым днем наступали будни военной поры, ставшие для тогдашнего поколения стариков, женщин и подростков трудовым фронтом.
Многие профессии и виды работ в колхозном производстве перестали считаться мужскими. Ими стали овладевать женщины и подростки, малолетние парнишки и девчушки. Незаметно, как бы само собой, выполнялись нужные работы: подвозились на лошадях с полей и лугов корма к фермам, работали корморезки, на кормокухне запаривались и сдабривались корма для животноводства, велся уход за скотом. Основой всего производства была конеферма, где к тому времени числилось с сотню голов лошадей и молодняка. Ухаживали за ними два постоянных конюха: пожилой Петр Федорович Шинин и глухонемой Иван Николаевич Низамаев, ставшие затем и добрыми наставниками для новых молодых подростков. Важными объектами в хозяйстве оставались: молочно-товарная ферма с молодняком КРС, некрупные свиноведче-
ская и овцеводческая фермы и вскоре затем расформированная по ненадобности кролиководческая ферма. Эти производственные участки требовали людской заботы и труда.
Весна сорок второго года явилась первым и серьезным испытанием для хлебопашцев нового поколения, определила тот крестьянский задел на предстоящие долгие военные дни и ночи. Этот задел складывался непросто, намного поубавилось поголовье лошадей, мобилизованное на военные нужды. За новыми ездовыми-пахарями в возрасте от одиннадцати до семнадцати лет и пожилыми стариками, способными держать вожжи в руках, закреплялось оставшееся «тягло». С этих подростков в их общении со старейшими людьми поселка в тот год начал создаваться основной «костяк» профессиональных колхозников на конно-ручных работах, хлебопашцев. Для многих из них заканчивалось школьное образование с окончанием местной начальной школы, они втягивались в повседневный круговорот крестьянского труда и этот четырехклассный «университет» был в их жизни окончательным.
По сложившейся в те годы традиции на тамошних лесных подзолистых почвах, их основная обработка начиналась с весно-вспашки. Поспевавшую по весне землю пахали, бороновали, сеяли зерновые, льносемя, сажали картофель, овощи.
Круговорот крестьянских дел в весенне-летнюю пору нескончаем. В начале июня наступает пора сенокосная. В тот год впервые женщины брали в руки косы и становились косарями. В прошлом, при своих мужьях, в крестьянском хозяйстве большей частью они пользовались серпами. Что касалось подростков - владеть косой им сам бог велел. Теперь и тем, и другим было суждено владеть мужской сноровкой долгие, не только военные, но и последующие годы, ибо многие из них овдовев, несли мужицкие обязанности до конца своей жизни и в домашнем хозяйстве, и на производстве.
В крестьянском труде хорошей сноровки требовали многие виды работ. Вслед за косьбой, не было особой сложности нагрузить конскую поездку сеном или соломой с помощью коротких вил, другое дело, уметь управляться с длинными вилами на стоговании - укладке сена и соломы в омет. И этими приемами в труде овладевали женщины и подростки военной поры.
Еще не завершились дела, как начинают поспевать к жатве хлеба - озимая рожь, затем бобовые и яровые.
Непросто управлять парой лошадей, запряженных в жатку-самосборку. Без смекалки и сноровки непросто отрегулировать «на сброс» второе, третье или четвертое крыло-граблицу, чтобы были одинаковыми сноповые порции, независимо от травостоя хлебов. Однако жатки были пущены в работу.
Мастеровые старики вместе с подростками, призвав на помощь технического специалиста со стороны, запустили в эксплуатацию колхозный локомобиль с самодельной кирпичной топкой, шнековую трансмиссию к молотилке БДО-34. Выращенный урожай был собран, доставлен на ток, обмолочен, отсортирован, пропущен на тогдашней самодельной деревянной сушильной шахте и полностью по заданию отправлен в госпоставку - в фонд для фронта, для Победы.
Так было все военные годы: в колхозные амбары на хранение засыпалось лишь семенное зерно, и то в ограниченном количестве. Может быть, в силу этой причины к концу военной поры были сокращены посевы зерновых культур, отдельные поля заросли кустарником и были переведены в сенокосные угодья.
От выращенного урожая на колхозных полях людям могли доставаться лишь крохи: собирались колоски и мякина, все это просушивалось, размалывалось на колхозной мельнице и делилось поровну на едоков. Первые год-два жили довоенными припасами, главным подспорьем были приусадебный участок, да корова-кормилица в личном подворье. Однако всего этого было крайне недостаточно, особенно в многодетных семьях. В пищу использовались солома и мякина, лебеда и древесные листья, желуди и ягоды, хвощи и другая съестная зелень. Еще хуже приходилось семьям эвакуированных жителей - они считались «временными», не наделялись земельными участками, к земледелию эти люди не были приспособленными. И когда война вновь стала откатываться на запад, они ждали скорейшего возвращения домой.
Особенные трудности сложились с начала 43-го года. Тогда в колхозе почти не осталось конского поголовья, состоявшего из трех-четырех старых кляч. Пришлось взамен лошадей к хомуту, уздечке и упряжке приучить быков и нетелей. Эти стадные парнокопытные животные явно противились одевать хомуты и ярмо, следовать в обозе, трудно привыкали к борозде и шли только вповоду, невзирая на какие-либо понукания и побои хлыстом или кнутом. Однако и этот вид транспорта был освоен.
В конце третьего года конское поголовье начало пополняться завезенными из Монголии табунными лошадками. То были дикие, злые и капризные животные, способные в любой момент больно укусить, лягнуть, встать на дыбы. Однако повзрослевшие в ту пору пацаны вместе с опытными стариками сумели приручить и эту «тягловую силу» и к уздечке, и к хомуту, и к упряжке, и к борозде. Несмотря на все эти трудности колхозное производство удержалось. Ежегодно выращивались хлеб, лен, картофель, овощи, хоть и в небольшом размере в госпоставки поставлялись: мясной скот, масло животное и растительное шерсть. На фермах сохранилось поголовье коров и молодняка КРС, свиней и овец.
В ту пору было тяжело не только людям, но и животным. С весны, из-за отсутствия фуража, как только начинали отрастать луговые травы, и вплоть до поспевания хлебов, лошадей содержали на подножном корме, пасли «в ночном». Памятными остались ночевки у костра на поляне в окружении стреноженных лошадок. В ту пору не раз у какой-либо хозяйки «нечаянно» пропадала со двора курица. То был верный признак, что она была сваренной на костре «конскими» пастухами.
За толщью прошедших с тех пор лет лишь в памяти остались многие труженики военной поры. Особенно помнятся тогдашние «дорогие мои старики», трудившиеся до преклонного возраста и, главное, научившие тогдашнее молодое поколение жить в труде, жить по совести, в миру и согласии. Все военные годы в том небольшом и дружном колхозном коллективе председательствовал Дмитрий Никонорович Николин, бригадирствовал Федосей Афанасьевич Киреевнин. Несли трудовую ношу вместе с женщинами и подростками безропотно и беззаветно Дорофей Матвеевич Левин, Михаил Матвеевич Левин, Иван Николаевич Киреевнин, Савин Спиридонович Липнягов, Семен Титыч Давыдов, Иван Николаевич Низамаев, Петр Федорович Шинин, Петр Осипович Петряков, вернувшийся с фронта по-возрасту, Герасим Никитич Лукъянов, пришедший с фронта по-ранению Дмитрий Михайлович Караваев. Никому из них не довелось дожить до наших дней.
Подростковая команда военной поры была немногочисленной, но с каждым годом увеличивалась по мере подрастания и осознанно постигала крестьянский труд. Запомнились с той поры: три Бориса - Сергеев, Киреевнин, Лукъянов; три Алексея - Левин, Шишин, Арефьев; два Петра - Петряков и Киреевнин; два Ивана - Лукъянов и Ушенин; Владимир Рылин, Андрей Арефьев, Дмитрий Сульдин, Андрей и Виктор Караваевы, Федор Бульин, Алексей и Василий Арефьевы.
Эти пацаны рано повзрослели, трудились самозабвенно все военные годы и вместе со взрослыми были награждены медалями «За доблестный труд».
Наравне со стариками и подростками тяжесть мужских забот легла на женские плечи. Это они, «солдатки», порой вдовы овладевали мужской сноровкой на косовице хлебов и трав, вместо серпа и грабель их мозолистые руки приучились к пиле, к топору, к косе и стоговым вилам, к вожжам и кнуту. Вместе с тем, от них не ушли и навыки труда женского: тот же серп и мотыга, веник и метла. Эти же женские плечи перетаскивали вязанки с сеном и соломой, мешки с тяжелой поклажей.
Главной женской заботой оставалась семья - выкормить и вырастить детей, воспитать из них не просто людей обыкновенных, но и граждан своей страны. Кроме них были престарелые дедушки и бабушки, иные из них хуже детей малых. Эти женщины-матери жили, трудились каждый день как могли, тужили и горевали о мужьях-фронтовиках, с надеждой и беспокойством ждали весточки с войны, иные - о взрослых детях, воюющих с фашистами. И как они этих фашистов ненавидели, какую лютую казнь для тех не придумывали, особенно главному - Гитлеру: каждая бы, хоть разочек больно уколола его иголкой или булавкой.
Вместе со всеми подрастали и взрослели, трудились поселковские девчонки. Их приобщение к коллективному труду начиналось с весеннего поля, когда появлялись всходы посевов. Рассредоточившись шеренгой по всей его ширине они «постать-за постатью» занимались прополкой льна и проса, других зерновых вручную. Затем их уделом были мотыги на рыхлении и окучивании картофельных борозд. Не сосчитать сколько они переворошили черенками грабель валков скошенной травы, сгребали подсушенное сено в навильные кучки. Эти девичьи руки неизбежно овладевали серпом, умели свить жгут и увязать сноп на хлебной ниве. Не счесть сколько было вылито ведер воды на поливе капустных и огуречных грядок. Давно распрощались со своим военным детством, сменили свои фамилии, растят внуков и правнуков, девчата тех лет: Надя, Маша и Лиза Николины, Вера, Нюра, Надя, Маша, Дуся Петряковы, Аня, Маша, Вера, Татьяна Киреевнины, Маша и Люба Лядащевы, Нюра и Маша Зубковы, две Аннушки Арефьевых и много других девчат военной поры. Здешние жители с одинаковыми фамилиями, если и были родственниками, относились к разным семьям. Для различия существовали «уличные» фамилии: Карцевы, Шурынькины, Матюнины, Глебкины, Емелины, Терешкины, Ондряшины.
Ныне многих участников трудового фронта уже нет среди нас. Многие не по своей воле сегодня живут «за пределами прожиточного минимума». Однако продолжают занимать активную жизненную позицию.
Вспомним добрым словом тех, кто своим трудом в тылу ковал Великую Победу в Отечественной войне, обеспечивал свободу и независимость своей Родины.